Малый атлас мира. Мысль, вооруженная рифмами. Рассказы Бунина

[Purring Cat]

А не закончить ли мне книжный флешмоб одним махом? Собственно, написав заголовок, я уже приняла решение.
ссылка на пост с книгой № 4, а в нем все остальные

А сейчас пойдет 5,6 и 7.
Книга 5.
Итак, мне не больше 7-ми лет. Малый атлас мира.
Даже в советское время, когда связи между людьми были очень важны и желательно было уметь дружить, чтоб что-то достать, наша семья патологически не умела обзаводиться связями. Однако были в этом исключения. Ни на овощебазе, ни в универмаге каком-нибудь блата ни у папы, ни у мамы, ни у бабушки не было. То ли дело книжный магазин. Мама сама же над собой смеялась: "У кого где связи, а у меня-- в книжном магазине!". В книжном магазине работала мама маминой ученицы, и перепала нам оттуда и одна из энциклопедий, и Советский энциклопедический словарь, и шикарный двухтомник "Мифы народов мира", который теперь здесь у меня во Франции, и кое-что еще.

Но малый атлас мира не оттуда пришел, эту прелюдию я написала, чтоб дать вам немного абрис нашей семьи. Малый атлас мира купил дядя в Вильнюсе (на сданную макулатуру что ли предоставилась такая возможность?) и купил их сразу три. Синий, элегантно-бежевый и рыжий. Элегантно-бежевый он оставил себе. Два других взяли мы. Один папа решил подарить кому-то из своих друзей и спросил меня, какой мне нравится больше, чтоб нам оставить. Я выбрала рыжий, так как он был ближе к любимому красному цвету. Но красного-то не было. На самом деле синий был красивее.

Вот наш:


Я брала малый атлас мира в кровать на ночь. Перед тем, как уснуть. И смотрела, смотрела. Например, Франция была окрашена в красивый нежно-фиолетовый. И я все не могла понять, Франция и фиолетовый -- они что специально цвет на одну букву подбирали? Я начинала свое расследование, сопоставляя названия стран и цвета, но не тут-то было, не все совпадало. В чём система?
Или вот ещё. В школе говорили, что в русском языке нет слов на букву ы. Но малый атлас мира опровергал эту теорию. Там было целых три слова на эту букву. Ыйсон, Ыйджонбу, Ытык-Кюёль.
-- Ну, так это же географические названия, -- сказали родители.
Ну и что? И что?
Сан-Томе и Принсипи. Вьетнам, Лаос и Кампучия. Названия страниц в нём были как заклинания. И города, города, каких только не было.
-- Играем в города! Минск! Киев! Вологда! Алма-ата!
Или столицы. Уругвай-Монтевидео. Никто не заставлял меня произносить эту пару вслух, но как удержаться, когда бывают такие красивые слова. Монтевидео. Монтевидео. Сравниться с ним мог бы разве что Антананариву. Казалось, что жителям Мадагаскара невероятно поезло, и они сами это знают, конечно же, не всем выпало такое красивое название столицы.
Ещё -- я, конечно, понимала, что такого не может быть-- но чувство, что вдруг эти маленькие синие линии расширятся до реального размера рек, а города увеличатся и раскроются -- и увидишь, что делается в Москве, Антананариву и Монтевидео. Я и сейчас люблю географические карты. Карта мира -- лучший постер.

Книга 6
Плавно перехожу к следующей книге. Со своей любовью проговаривать слова, вслух читать понравившиеся мне куски, я вскоре поняла, что когда никого нет дома -- это не скука, это благо. Когда у нас появилась антология русской поэзии "Мысль вооруженная рифмами", я уже знала это чувство и, оставаясь одна, вовсю репетировала прочтение некоторых стихов в ней. Например, таких, как это стихотворение Велимира Хлебникова, каждая строка которого одинаково читается что слева направо что справа налево.

ПЕРЕВЕРТЕНЬ

(КУКСИ, КУМ МУК И СКУК)

Кони, топот, инок,
Но не речь, а черен он.
Идем, молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод, чем меч долог?
Пал, а норов худ и дух ворона лап.
А что? Я лав? Воля отча!
Яд, яд, дядя!
Иди, иди!
Мороз в узел, лезу взором.
Солов зов, воз волос.
Колесо. Жалко поклаж. Оселок.
Сани, плот и воз, зов и толп и нас.
Горд дох, ход дрог.
И лежу. Ужели?
Зол, гол лог лоз.
И к вам и трем с смерти мавки.

<1912>
Там много было ещё про мужскую и женскую рифму, про стихотворные размеры, перебой ритма, про сонет, триолет и рондо. Про эксперименты с метром и в конце каждое стихотворение подробно описывалось с тчки зрения теории стихосложения. Добрых два года эта книга была моей библией, хотя это не совсем типичное художественное произведение.

Книга 7. Бунин. Рассказы. Про Бунина так не напишешь, как про атлас мира. Это моя подростковая любовь, перешедшая во взрослую, потому что он на все случаи жизни. У меня никогда не было восторженности в его восприятии. Он для меня -- зарисовки. Фрагменты пейзажей, описаний людей, разговоров, которые тут же отдаются каким-то отражением, собственным опытом. Я представляю его картинками. Он пишет про какую-то улицу, а я рисую себе в уме улицу, только не ту, что в рассказе, а ту, где я бываю, и где есть похожее настроение. И так я этими бунинскими настроениями насытила вокруг себя все что можно. Все, что исходила пешком.

Вот один из его рассказов полностью:

Второй кофейник

Иван Бунин
ВТОРОЙ КОФЕЙНИК
Она и натурщица его, и любовница, и хозяйка — живет с ним в его мастерской на Знаменке: желтоволосая, невысокая, но ладная, еще совсем молодая, миловидная, ласковая. Теперь он пишет ее по утрам «Купальщицей»: она, на маленьком помосте, как будто возле речки в лесу, не решаясь войти в воду, откуда должны глядеть глазастые лягушки, стоит вся голая, простонародно развитая телом, прикрывая рукой золотистые волосы внизу. Проработав с час, он отклоняется от мольберта, смотрит на полотно и так и этак, прищуриваясь, и рассеянно говорит:
— Ну, станция. Подогревай второй кофейник.
Она облегченно вздыхает и, топая босыми ногами по циновкам, бежит в угол мастерской, к газовой плитке. Он что-то соскребает с полотна тонким ножичком, плитка шумит, кисло пахнет своими зелеными рожками и душисто кофием, а она беззаботно запевает на всю мастерскую звонким голосом:
Начивала ту-учка, ту-учка золота-ая...
На груди-и утеса велика-ана...
И, повернув голову, радостно говорит:
— Это мине художник Ярцев выучил. Вы его знавали?
— Знал немного. Долговязый такой?
— Он самый.
— Даровитый малый был, но дубина порядочная. Он ведь, кажется, помер?
— Помер, помер. Спился. Нет, он добрый был. Я с ним год жила, вот как с вами. Он и невинности меня лишил всего на втором сеансе. Вскочил вдруг от мольберта, бросил палитру с кистями и сбил мине с ног на ковер. Я испугалась до того, что и крикнуть не смогла. Вцепилась ему в грудь, в пинжак, да куда тебе! Глаза бешеные, веселые... Как ножом зарезал.
— Да, да, ты мне это уж рассказывала. Молодец. И ты все-таки любила его?
— Конечно, любила. Очень боялась. Надругался надо мной, выпимши, не приведи господи. Я молчу, а он: «Катька, молчать!»
— Хорош!
— Пьяный. Кричит на всю студию: «Катька, молчать!» А я и так молчу. Потом как зальется, зальется: «Начивала тучка...» И сичас же подхватит на иные слова: «Начивала сучка, сучка молодая» — это я-то, значит. Со смеху помрешь! И опять — трах ногой в пол: «Катька, молчать!»
— Хорош. Но постой, я забыл: ведь тебя какой-то твой дядя привез в Москву?
— Дядя, дядя. Осталась я сиротой по шашнадцатому году, а он мине и привез. Это уж к моему другому дяде в его извощичий трактир. Я там посуду мыла, белье хозяйское стирала, потом тетя вздумала в бордель меня продать. И продала бы, да бог спас. Приехали раз под утро из «Стрельни» опохмеляться Шаляпин с Коровиным, увидали, как я тащила на стойку с Родькой-половым кипячий ведерный самовар, и давай кричать и хохотать: «С добрым утром, Катенька! Хотим, чтобы бесприменно ты, а не этот сукин сын половой подавал нам!» Ведь как угадали, что меня Катей зовут! Дядя уж проснулся, вышел, зевает, насупился — она, говорит, не к Этому делу приставлена, не может подавать. А Шаляпин как рявкнет: «В Сибири сгною, в кандалы закую — слушай мой приказ!» Тут дядя сразу испужался, я тоже насмерть испужалась, уперлась было, а дядя шипит: «Иди подавай, а то я потом шкуру с тебя спущу, это самыи знаменитыи люди во всей Москве». Я и пошла, а Коровки оглядел мине всю, дал десять рублей и велел к нему завтра притить, писать мине вздумал, дал свой адрес. Я пришла, а он уж раздумал писать и послал к доктору Голоушеву, он был страшный приятель со всеми художниками, пьяных и мертвых свидетельствовал при полиции и тоже немножко писал. Ну, он и пустил мине по рукам, не велел ворочаться в трактир, я так и осталась в одном платьишке.
— То есть как это пустил по рукам?
— А так. По мастерским. Сперва я позировала вся одетая, в желтом платочке, и все художницам, Кувшинниковой, сестре Чехова, — она, по правде сказать, совсем никуда была в нашем деле, дилитанка, — потом попала аж к самому Малявину: он мине посадил голую на ноги, на пятки, спиной к себе, с рубашкой над головой, будто я ее надеваю, и написал. Спина и зад вышли отлично, сильная лепка, только он испортил пятками и подошвами, совсем противно вывернул их под задом...
— Ну, Катька, молчать. Второй звонок. Давай кофейник.
— Ой, батюшки, заговорилась! Даю, даю...

@темы: флешмоб, впечатления, Мысль, вооруженная рифмами, Иван Бунин, малый атлас мира

Comments

[wine_trying]

Книга 5 - а у меня был элегантно бежевый )) Я его обожала, там в конце были статьи по континентам и по миру - самая длинная река, самая высокая гора и тд. Я с этой книгой всех по географии делала. Ну и рассматривать страны... кто бы мог подумать тогда, в советском детстве, как далеко по этой карте мне удастся забраться. Не в укор ему(советскому детству, ну на Байкал бы ездили), но джунглевые леса, тарсиеры Даррела казались тогда недосягаемыми.