Моя коллега, узнав, куда я переезжаю, попросила меня передать сувениры женщине, у которой она жила, когда приезжала сюда на курсы для преподавателей французского.
— Ты не стесняйся, ей года шестьдесят четыре, она очень активная, может тебе город показать, провести экскурсию.
Все равно, когда я первый раз звоню ей, я ужасно стесняюсь. Боюсь не разобрать какие-то слова, не понять. Попадаю на автоответчик, непонятно, к счастью или к новому витку напряжения: ведь надо быстро собраться с мыслями и сообщить, кто я, от кого, почему звоню и не забыть какую-нибудь формулу вежливости в конце. Но все проходит хорошо: я оставляю сообщение, она перезванивает — и в назначенный день я подхожу к ее дому и нажимаю кнопку с ее именем.
Я уже успела внешне вообразить ее, но реальная Марион отличалась от моей картинки. Мне открыла длинноногая женщина в очень узких джинсах, фактически легинсах. Светло-русые волосы, постриженные каскадом. Здесь мало кто красит волосы: ухоженные стрижки и укладки, но простые, движимые ветром, без излишков лака — это пожалуйста, а вот седину многие носят как есть, даже если рано появляется. Но Марион красит и вообще делает полный макияж с тональным кремом и мягкими смоуки айз. Она широко улыбается и отдаленно напоминает мне Софи Лорен и формой большого рта, и всем общим обликом. Да, наверное так лучше всего передать, как она выглядит: представьте себе постаревшую Софи Лорен, только светло-русую.
— А, здравствуйте, Катрин! — Здравствуйте!
Я поднимаюсь за ней на последний этаж по ступенькам, выкрашенным в мятно-зеленый цвет. Смотрю на ее босоножки на танкетке и ярко-алый педикюр. Усаживаюсь в черное кожаное кресло, в котором я не полюбила сидеть: в нем все время оказываешься словно на выставке, выше хозяйки, сидящей рядом на диване, таком же черном, но более низком по конструкции. Марион предлагает кофе, а я соглашаюсь: всегда лучше, когда есть чем занять руки, особенно в минуты неловких пауз.
Но неожиданно я чувствую себя легко, участвую в разговоре, насколько могу, неловких пауз почти нет.
— Ну Ольга! Ай да Ольга!, — восклицает Марион, рассматривая переданные мною подарки. Это льняные декоративные кухонные полотенца и шаблоны для вышивки.
— Да, я вышиваю, вот посмотрите, что сделала на день рождения внука!
Она показывает вышивки крестом, красивые. Нет, картинки не рисует сама, берет готовые.
У нее останавливаются стажеры языковой школы.
— Знаете, после развода оказалась тут совсем одна и решила брать квартирантов.
Специфика ее квартирантов в том, что задерживаются они на две-три недели. Редко кто приезжает на более длительные стажировки.
— Если у вас будет депрессия, обязательно звоните. Пойдем в город, походим, выпьем с вами кофе. Я ведь знаю, что это такое. Когда мужа перевели в Германию — а замуж я вышла очень рано — я поехала с ним вообще не зная немецкого. Всего боялась. Он уехал как-то , оставив меня, так я три дня не выходила. Сосед это заметил и пришел выяснять, как я, жива ли.
Если в Клермон-Ферран хотите поехать, я вас отвезу.
Я благодарю ее за предложение, но так ни разу им не воспользовалась. Были дни, когда мне казалось, что неплохо бы выпить кофе на улице, не по поводу депрессии, а так: погода была хорошая. Но то она была занята, то я, то я болела — а потом погода портилась. Помимо этого есть вопросы, которые приходится постепенно решать, и она их за меня не решит, и они не отодвинутся, оттого, что мы выпьем кофе. В Клермон-Ферран я упорно попадаю в дни сильного дождя. И просить ее отвезти меня: а что она будет делать, пока я буду ждать переводчицу и обсуждать нюансы моих документов, например? Хотя зря я это, она бы нашла чем заняться.
Она рассказывает мне о своих путешествиях: Вьетнам, Лаос. Я не очень поняла, живет ли она в этот период у тех стажеров, с кем удалось сблизиться и немного подружиться. Но география впечатляет, также как и ее мимолетное заявление, что помимо четвертого этажа у нее еще есть комнаты на втором.
Я думаю о маме и бабушке, о вечном квартирном нашем вопросе, о том что даже всю жизнь работая, никто не замахивался на путешествие в Лаос, о другом мироощущении.
Я думаю, кем же она работала, и думаю, можно ли это спросить.
— Не знаю, могу ли я задать вопрос так сразу...
— Задавайте.
— Чем вы занимались раньше, я имею в виду профессию?
— А, была секретарем при враче. Теперь-то уже не работаю, на пенсии. Мне семьдесят лет.
Цифра озвучена, и хоть это банально, я не могу не произнести:
— И вправду никогда бы не сказала.
Она мягко улыбается.
Она сама рассказывает мне, что инициатором развода был муж, что у нее трое сыновей, младшая внучка родилась недавно, она ее еще не видела, поедет в ноябре.
— Ну, Катрин, надеюсь увидимся еще. Только не в выходные. У меня друг есть, я все выходные провожу у него. Не живем вместе, но каждую пятницу встречаемся.
Я вдруг легко представляю ее занимающейся любовью.
Она провожает меня, и мы прощаемся по-французски, т.е. чмокаясь. Редкий момент, когда я следую этой традиции с удовольствием.
— Ты не стесняйся, ей года шестьдесят четыре, она очень активная, может тебе город показать, провести экскурсию.
Все равно, когда я первый раз звоню ей, я ужасно стесняюсь. Боюсь не разобрать какие-то слова, не понять. Попадаю на автоответчик, непонятно, к счастью или к новому витку напряжения: ведь надо быстро собраться с мыслями и сообщить, кто я, от кого, почему звоню и не забыть какую-нибудь формулу вежливости в конце. Но все проходит хорошо: я оставляю сообщение, она перезванивает — и в назначенный день я подхожу к ее дому и нажимаю кнопку с ее именем.
Я уже успела внешне вообразить ее, но реальная Марион отличалась от моей картинки. Мне открыла длинноногая женщина в очень узких джинсах, фактически легинсах. Светло-русые волосы, постриженные каскадом. Здесь мало кто красит волосы: ухоженные стрижки и укладки, но простые, движимые ветром, без излишков лака — это пожалуйста, а вот седину многие носят как есть, даже если рано появляется. Но Марион красит и вообще делает полный макияж с тональным кремом и мягкими смоуки айз. Она широко улыбается и отдаленно напоминает мне Софи Лорен и формой большого рта, и всем общим обликом. Да, наверное так лучше всего передать, как она выглядит: представьте себе постаревшую Софи Лорен, только светло-русую.
— А, здравствуйте, Катрин! — Здравствуйте!
Я поднимаюсь за ней на последний этаж по ступенькам, выкрашенным в мятно-зеленый цвет. Смотрю на ее босоножки на танкетке и ярко-алый педикюр. Усаживаюсь в черное кожаное кресло, в котором я не полюбила сидеть: в нем все время оказываешься словно на выставке, выше хозяйки, сидящей рядом на диване, таком же черном, но более низком по конструкции. Марион предлагает кофе, а я соглашаюсь: всегда лучше, когда есть чем занять руки, особенно в минуты неловких пауз.
Но неожиданно я чувствую себя легко, участвую в разговоре, насколько могу, неловких пауз почти нет.
— Ну Ольга! Ай да Ольга!, — восклицает Марион, рассматривая переданные мною подарки. Это льняные декоративные кухонные полотенца и шаблоны для вышивки.
— Да, я вышиваю, вот посмотрите, что сделала на день рождения внука!
Она показывает вышивки крестом, красивые. Нет, картинки не рисует сама, берет готовые.
У нее останавливаются стажеры языковой школы.
— Знаете, после развода оказалась тут совсем одна и решила брать квартирантов.
Специфика ее квартирантов в том, что задерживаются они на две-три недели. Редко кто приезжает на более длительные стажировки.
— Если у вас будет депрессия, обязательно звоните. Пойдем в город, походим, выпьем с вами кофе. Я ведь знаю, что это такое. Когда мужа перевели в Германию — а замуж я вышла очень рано — я поехала с ним вообще не зная немецкого. Всего боялась. Он уехал как-то , оставив меня, так я три дня не выходила. Сосед это заметил и пришел выяснять, как я, жива ли.
Если в Клермон-Ферран хотите поехать, я вас отвезу.
Я благодарю ее за предложение, но так ни разу им не воспользовалась. Были дни, когда мне казалось, что неплохо бы выпить кофе на улице, не по поводу депрессии, а так: погода была хорошая. Но то она была занята, то я, то я болела — а потом погода портилась. Помимо этого есть вопросы, которые приходится постепенно решать, и она их за меня не решит, и они не отодвинутся, оттого, что мы выпьем кофе. В Клермон-Ферран я упорно попадаю в дни сильного дождя. И просить ее отвезти меня: а что она будет делать, пока я буду ждать переводчицу и обсуждать нюансы моих документов, например? Хотя зря я это, она бы нашла чем заняться.
Она рассказывает мне о своих путешествиях: Вьетнам, Лаос. Я не очень поняла, живет ли она в этот период у тех стажеров, с кем удалось сблизиться и немного подружиться. Но география впечатляет, также как и ее мимолетное заявление, что помимо четвертого этажа у нее еще есть комнаты на втором.
Я думаю о маме и бабушке, о вечном квартирном нашем вопросе, о том что даже всю жизнь работая, никто не замахивался на путешествие в Лаос, о другом мироощущении.
Я думаю, кем же она работала, и думаю, можно ли это спросить.
— Не знаю, могу ли я задать вопрос так сразу...
— Задавайте.
— Чем вы занимались раньше, я имею в виду профессию?
— А, была секретарем при враче. Теперь-то уже не работаю, на пенсии. Мне семьдесят лет.
Цифра озвучена, и хоть это банально, я не могу не произнести:
— И вправду никогда бы не сказала.
Она мягко улыбается.
Она сама рассказывает мне, что инициатором развода был муж, что у нее трое сыновей, младшая внучка родилась недавно, она ее еще не видела, поедет в ноябре.
— Ну, Катрин, надеюсь увидимся еще. Только не в выходные. У меня друг есть, я все выходные провожу у него. Не живем вместе, но каждую пятницу встречаемся.
Я вдруг легко представляю ее занимающейся любовью.
Она провожает меня, и мы прощаемся по-французски, т.е. чмокаясь. Редкий момент, когда я следую этой традиции с удовольствием.
-
-
08.06.2018 в 23:17-
-
08.06.2018 в 23:24