Поехала вчера в Париж забрать в консульстве свой новый паспорт. Забрала. Шестнадцатый округ, как, впрочем, и весь остальной Париж, был залит солнцем. Пошла пешком мимо музея Мармоттан, затем через парк. Платаны стояли в листьях, каштаны, высохшие еще в августе, облетели почти совсем. В парке наряду с собачниками были мужчина и дама, репетировавшие танцевальные движения. Выпила кофе в буочной-кафе "Ля Помпадур" и пошла на станцию метро Мишель-Анж — Отёй.

Спохватилась в метро, что как-то я подзабыла привычку крепко держать руку на пульсе сумке и что самое время ее возвращать. Прижала к себе сумку.

Ни в один из своих приездов я не была в центре Помпиду, подумала: отчего бы не сходить мне туда в этот раз. Когда переходила на одиннадцадую линию, везде стоял запах мочи. Вот многие говорят: Париж, ах, ужас, ах как грязно, ах полное разочарование. Имеют право, что ж. Может, сегодня уже любить его можно вопреки? На ум пришла цитата Юстуса Либиха "Цивилизация — это мыло". А чем, собственно, должны пахнуть люди? Наверное, так и должны: всем, что они выделяют. Память подкинула кусок из романа "Парфюмер" — там, где главный герой сотворяет эссенцию, имитирующую человеческий запах. Забавный эпизод, часто вспоминала его, когда у меня были ученики, после которых приходилось сильно проветривать. Вот:

"Для имитации этого человеческого запаха - пусть недостаточной, по его мнению, но вполне достаточной, чтобы обмануть других - Гренуй подобрал самые незаметные ингредиенты в мастерской Рунеля.
Горстку кошачьего дерьма, еще довольно свежего, он нашел за порогом ведущей во двор двери. Он взял его пол-ложечки и положил в смеситель с несколькими каплями уксуса и толченой соли. Под столом он обнаружил кусочек сыра величиной с ноготь большого пальца, явно оставшийся от какой-то трапезы Рунеля. Сыр был уже достаточно старый, начал разлагаться и источал пронзительно-острый запах. С крышки бочонка с сардинами, стоявшего в задней части лавки, он соскреб нечто, пахнувшее рыбными потрохами, перемешал это с тухлым яйцом и касторкой, нашатырем, мускатом, жженым рогом и пригоревшей свиной шкваркой. К этому он добавил довольно большое количество цибетина, разбавил эти ужасные приправы спиртом, дал настояться и профильтровал во вторую бутылку. Запах смеси был чудовищен. Она воняла клоакой, разложением, гнилью, а когда взмах веера примешивал к этому испарению чистый воздух, возникало впечатление, что вы стоите в жаркий летний день в Париже на пересечении улиц О-Фер и Ленжери, где сливаются запахи рыбных рядов, Кладбища невинных и переполненных домов."

Патрик Зюскинд "Парфюмер"


На станции Республика вошёл дядька с аккордеоном: "Бонжур, дамы и господа, желаю вам приятного путешествия!" Завёл музыку. Танго, еще танго. Потом вальс №2 Шостаковича. Шостакович соседствовал здесь, в вагоне парижского метро, с обрывками французского, нидерландского, арабского языков. Я подумала: как этот город все мешает и переваривает себе на пользу. Музыкант сделал попытку собрать мелочь, не подал никто, и я тоже нет, хотя всегда думаю, что до ситуации, когда пойдешь просить в вагонах, гораздо ближе, чем иногда кажется.

Честно доехала до центра Помпиду. Обошла вокруг. Оценила размер. Оценила очередь. Оценила распогодившееся позднее уже утро. И не пошла окультуриваться, а пошла гулять. В конце концов, когда я в последний, будучи в Париже, говорила: я пойду, куда ты покажешь, и не нужно конкретных целей.

Так и прошел мой путь, сначала — в направлении к набережной Сены, затем вдоль неё, затем — через остров Сите в квартал Сен-Мишель. Я шла довольно быстро, но все равно время от времени кто-нибудь подходил и просил денег на еду. И хотя я каждый раз думаю, что никогда не знаешь, и до этой ситуации намного ближе, чем кажется, я выучилась, чтобы не отводить глаза, твердо отвечать: извините месье/мадам, сожалею, но нет.

Позаходила в разные магазины, зависла в книжных. Их (сеть Gibert Jeune) удобно пронумеровали, подписав ещё на входе, какие там книги, какая сфера — право, учебная литература, и т.д. Или это и раньше было? Вот мне показалось, что десять лет назад точно не было, но может, я просто не обратила внимания. Купила два учебных пособия с прицелом на моих студентов здесь. Подумала, что всякий раз шопинг мой в Париже — книжный. И ни разу я не выбиралась на его интересные большие барахолки.

Посмотрела канцтовары — вечную мою любовь. Но то, что искала — наборы красивой почтовой бумаги — не нашла. Скрапбукинг — пожалуйста, раскраски тоже, молескины разные, а этого не было. Думаю, не там смотрела, надо предварительно разведывать места. Выбор чернил был негуст. Повертела в руках пузырёк Herbin Ruge Opéra, но подумала, что редко я пользуюсь красными и ещё Руж Карубье стоят недоисписанными. Поставила на место.

Поехала назад. На 14й ветке ошиблась направлением, и пришлось вернуться. Порадовалась, что оставила достаточно времени. С собой оказались марки нужного номинала, и одна из новых парижских открыток успела попасть в почтовый ящик еще до отхода поезда.